Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл

пустым. Без следа! Мечтая о ней, я закрыл свои глаза и вообразил, что она за спиной. Тщетно. Вскочив, я позвал её по имени, но никто не ответил. Выбравшись с островка, я ступил на соседний берег и принялся искать среди леса и, встретив моих товарищей, умолил их мне помочь. Опять тщетно. Никакого проблеска, лишь деревья и цветы. Тогда разыскали Медиа, сообщили о случившемся и быстро вызвали отряды для прочёсывания острова.

Наступил полдень, но никакой Йиллы. Медиа утверждал, что её больше не было в Одо. Куда она ушла или как, он не знал; никто не мог ничего объяснить.

В то время туда случайно прибыло несколько посланцев с соседних островов, откуда, предполагая, что у Тайи всё было хорошо, пошли возобновившиеся приглашения посетить другие, не менее прекрасные, земли. Среди них были и герольды королевы Хотии с их ирисовым флагом и цветами. Но они пришли и ушли незамеченные.

Возвращаясь, эти посланники сопровождались многочисленными слугами Медиа, посланными на соседние острова на поиски пропавшей Йиллы. Но три дня прошли, и, один за другим, все они возвратились и молча выстроились передо мной. Какое-то время я бредил. Тогда, выпадая из реальности, я пребывал в пространстве капризов и фантазий, с глазами, которые не закрывались, с навсегда застывшим взглядом.

Они стремились пробудить меня. Девушки танцевали и пели, и лились рассказы о счастливых временах, о страшных монстрах и очаровательных молодых героях, о рощах и морских садах. И всё же я не шевелился, слыша всё и не замечая ничего. Медиа кричал: «Стыдись, о Тайи; разве ты не бог?» – и вкладывал копьё в мою обессиленную руку. И Ярл громогласно призывал меня очнуться. Самоа качал головой.

Мимо летели дни. И постепенно моя память была восстановлена. Размышления о случившемся опустошали меня, как катящиеся на голый берег волны. Напор, пена воспоминаний! Сладкая Йилла, которую уводят, и я, понёсший тяжкую утрату.

Спустя какое-то время печаль прошла. Страдание осталось в памяти. Грызущая боль породила глубокую дрожь. В памяти всплывали грустные воспоминания. Есть мысли лживые и яркие: жемчуг слёз лежит ниже живого моря, и блестящим на солнце гребням всё равно, что под собою скрывать. Общее горе, как флюид, смешивается со всем вокруг. Но тут было другое горе. Иные скорбящие наполняют воздух стонами, но самые громкие ноты исходят из пустоты. Их слёзы текут недолго, но глубокий колодец полон всегда.

Наконец я повернулся к Медиа, сказав, что я должен поспешить уехать с Одо, чтобы искать по всему Марди, поскольку Йилла всё же может быть найдена.

Но после всего, в словах, не будем больше о деве, пока не представится случай узнать её судьбу.

Глава LXV

Трое новых знакомых Тайи

В последнее время я удерживал Самоа от странствий по соседним островам, хотя он очень желал этого из-за приглашений, непрерывно оттуда получаемых. Но теперь я сообщил обоим своим товарищам о цели поездки и о желании совершить её в их компании.

На моё объявление о намерении отбыть, к моему немалому удивлению, Медиа также предложил сопровождать меня, и предложение его было охотно принято. Мне показалось, что по некоторым причинам он пока ещё не стремился продолжить это путешествие к более отдалённым островам. Следовательно, путешествие в перспективе было особенно приятно ему самому. И при этом он не терпел никаких сомнений в его удачном исходе, уверяя меня к тому же, что оно само в конечном счёте должно быть завершено с успехом. «Мне самому интересны эти поиски, – сказал он, – и, верь мне, Йилла будет найдена».

Для путешествия по лагуне была предложена послушная

«Серна», но Медиа возразил, сказав, что не приличествует государю Одо путешествовать в экипаже своего гостя. Поэтому три каноэ были отобраны из состава его собственного королевского флота.

Нам представили и троих компаньонов, что должны были сопровождать нас в плавании; остальные были задействованы в качестве слуг.

Благодаря вкусу и внимательности Медиа, вышеупомянутые незнакомцы оказались действительно людьми весьма примечательными.

Первым был Мохи, или Плетёная Борода, так прозванный из-за фасона, который имел этот придаток, чрезвычайно длинный и седой. Он был почтенным хранителем историй и легенд, одним из собирателей Хроник Королей Марди.

Вторым был Баббаланья, человек духовного звания, облачённый в просторную одежду. Он был сведущ в законодательстве мардиан, хорошо разбирался в древних и устаревших трудах, подобных рассуждениям Старого Бардианны и пандектам Аллы-Малоллы.

Третьим и последним был Иуми, или Певчая Птица. Юный длинноволосый голубоглазый менестрель, порывистый, время от времени теряющий разум и с бледными щеками, но всегда очень опрятный и симпатичный в своём одеянии: носящий большой витой тюрбан, украшенный пером райской птицы, и самый яркий из охотничьих поясов. Больше всего удавались Иуми любовные мелодии, рондо и рулады, околдовывающие слух. Но временами, презрев тонкую флейту, словно боевая труба, он разрывался балладами об оружии и сражениях или в траурном надрыве исполнял элегии для покойных бардов и героев. Это лучше всего описывало Иуми как менестреля. В других отношениях было бы трудно описать его. Он был очень кап- ризным смертным, очень подверженным сменам настроения, очень высоким, очень скромным, очень печальным, очень весёлым, составленным из тысячи противоречий, которые мы должны будем позволить ему самому представить, пока наша история продолжается. И здесь, как надеялись, он мог бы преуспеть, так как никто в Марди не понимал его.

Теперь трио, отобранное в качестве компаньонов в нашем путешествии, получило время для совершения тура по Архипелагу. В особенности Баббаланья часто выражал самое горячее желание посетить каждый из островов в поисках некоего объекта, на который он загадочно намекал. Он бормотал с глубоким беспокойством о моей утрате, выражая самое искреннее сочувствие, и, не раз сжимая мою руку, тихо твердил: «Ваши поиски – мои поиски, благородный Тайи. Везде, где вы ищете, я следую за вами».

Вот так же и Иуми обратился ко мне, но с ещё большей горячностью. И что-то вроде этого повторил Плетёная Борода. Но, к моему огорчению, – я отметил это и у Мохи, и, в особенности, у Баббаланьи – оба они, казалось, не столь горячо надеялись найти потерянную Йиллу, как юный Иуми и его мужественный господин король Медиа.

Поскольку наше путешествие не уложилось бы в малый отрезок времени, то королю Медиа приличествовало назначить заслуживающего доверия регента, управляющего страной во время его отсутствия. Этого регента разглядели в Алманни, решительном воине с твёрдым взглядом, родственнике короля. Всё необходимое наконец оказалось подготовленным, и следующее утро было назначено для старта. Накануне вечером на берегу во время отлива Медиа зажёг свет и извлёк грубую карту лагуны, чтобы оценить возможные трудности будущего пути всесторонним взглядом на них с острова Одо.

И там был кратко определён план нашего путешествия: какие острова посетить в начале и те, на которые зайти при возвращении домой.

Глава LXVI

С попутным ветром на восходе солнца они отплывают

Верный каждому своему слову, с восходом солнца, обогнув мой остров, прибыл Медиа.

Какое великолепное утро! Новорождённые облака покрылись круглыми золотыми пятнами и окрасились в фиолетовый цвет; солнце висело в дышащей высоте; приятный воздух быстро охлаждали окружающие фонтаны, вечно играющие повсюду вокруг рифа; в лагуне, окаймлённой кораллами и ниспадающей вблизи безмятежной зеленью, пульсировали фонтаны.

Но что за чудовищные каноэ! Они пожрали бы невинного путешественника! Большие чёрные носы, загибающиеся кверху и уходящие назад, как слоновые бивни; тёмный змеевидный хвост, как у морского змея.

Нос передового корабля заканчивался большим открытым акульим ртом, украшенным десятью рядами жемчужных человеческих зубов, занимательно вставленных в резные доски. Планшир был украшен рядами леопардовых и тигровых раковин; тут и там, в разном порядке, по всей длине и вокруг, и по спирали, пёстрые змеи свёртывались в клубки. Они были вставлены в гофрированные края посредством смолистого состава, выделяющего такой аромат, что каноэ пахло, как индийские сундуки с Мальдив.

Сходству передового каноэ